Летать на самолёте – это одно. С помощью пламени – совсем другое, ощущения иные, размытые и нечёткие, как при быстрой смене картинок – общее настроение улавливаешь, но удовольствия никакого. О существовании  же третьего варианта полёта Фран знал не понаслышке, благо что после вступления Дакоты в Варию им пришлось вместе выполнить одно пренеприятное задание, возвращаться с которого пришлось не на своих двоих и с триумфом, а на богомоле с полнейшим моральным истощением и порывами послать всё, что движется по известному в народе адресу.
   Так что сейчас иллюзионист думал не о том, как бы не упасть с богомола, на который его так удачно затащила напарница, а про странность ситуации в целом. Ведь за прошедшее время мальчик делал всё, что угодно, только не пытался узнать, какого, извините, Бьякурана, Вария и Вонгола оказались столь отдалённом прошлом. Будто наказание какое-то!.. Но Фран считал себя относительно безвинным, в определённой степени, а всякая чушь наподобие греховности души и прочих проклятий ни разу не оправдала себя на практике. Не нужно быть Бельфегором, чтобы понять: ничто не пойдёт наперекосяк без вмешательства со стороны. Вопрос лишь в том, кто и зачем вмешался в спокойное течение жизни независимых убийц, взволновав их мирное болотце. А что, всё верно – лягушка есть, одна штука, Принц, Король, Королева, придворный шут и паж с зонтиками. Идеальное королевство в экосистеме одного маленького заросшего прудика. Который, впрочем, быстро и без согласия его  жителей, превратился в бурный поток, несущийся к водопаду.
   Невесёлая перспектива, с какой стороны ни посмотри.
     - Куда мы летим? – Туман постарался устроиться на богомоле поудобнее и держаться за что-нибудь, дабы ветром не снесло. Этим «что-нибудь» была Дакота, однако против цепляния за её талию женщина вроде бы не возражала. – И что в церкви забыл Хранитель Морте? Он мне не понрааавился… - сообщил спине Белинды Лягушонок своё мнение, усмехаясь. Враждебная семья и не обязана вызывать тёплых чувств. – Кстати, как так вышло, что Босс не разнёс там всё к чертям? – уже нормальным тоном спросил подросток, решив, что не время для растягивания гласных. Лень, да и во время полёта это отвлекает. От чего? Хотя бы от…
   Пожалуй, плюс экстренного сбегания с поля боя был, причём весомый: с высоты полёта богомола отлично виднелись горы, покоряющие своим величием и белизной. И воздух изумительно чист, словно кристальный, он прозрачен и холодит тело не только снаружи, но и изнутри. Однако сила гор обманчива. Об этом Франу говорил Мукуро, насмешливо получая и наставляя. Вспоминать учителя в такой момент не хотелось, но пришлось: память дама капризная, делает то, что ей вздумается.
    - Знаешь, а ведь у людей, подобным горам, гораздо больше слабостей, чем у тех, кто похож на озеро. – Неожиданно для самого себя ударился иллюзионист в философию. Не факт, что Облако его слышит, ветер свистит в ушах и всё такое, а хотя, какая разница? Тот, кому нужно, услышит всегда, главное говорить. – Наша Вария – это болото, - мысли перетекали в слова плавно и без усилий, у Тумана неоспоримый дар – убаюкивать, скрывая двойной подвох в тройном подтексте в разговоре, допустим, о ценах на молоко. А уж если ударится в дебри размышлений… - Или пруд, что эстетичнее, но суть та же. Если кинуть в нас камень, он потревожит лишь гладь воды – пешек и тех, кто слаб духом, чтобы пропустить мимо ушей оскорбление. В глубине же всё останется непоколебимым – хотя Босс исключение их правил, - смешок. – А горы…Стоит отколоться единому камешку, как тело этих могущественных глыб, - богомол начал спускаться к подножию одной из гор и Фран мог видеть совсем рядом искрящиеся шапки снега, по мере снижения неуклонно тающие. – Покроется сеточками шрамов и морщин…
   Транспорт упруго оттолкнулся от земли, а затем уверенно встал на неё снова, давая наездникам возможность спрыгнуть и перевести дух. Иллюзионист замолк, нахмурился, но спрыгнул с богомола. Потом вдохнул грудью вкусный воздух и на выдохе припечатал:
    - А в общем, это не имеет никакого смысла. У меня просто болит рука, - в качестве доказательства была продемонстрирована пострадавшая конечность. Ещё пара дней и она благополучно заживёт, но в данный момент Лягушонку не нравилось тягучие жжение на коже. – Поэтому я болтаю о всякой ерунде.
   Неподалёку обнаружилась славная полянка, родник, текущий из самого сердца горы, а также несколько валунов, на которых удобно примостить пятую точку. Что Туман и сделал, вытянув уставшие ноги на всю длину.
«А впереди нас ждёт ещё больше неприятностей…» Иногда ученик Мукуро был готов придушить собственную интуицию. За то, что она ни разу ещё не ошиблась.

Если удариться в ностальгию, то можно вспомнить: рядом с деревенькой, где жил Фран, возвышались почти такие же горы. Или похожие на них, эти скалы все на одно «лицо». Мальчик обожал стоять у их подножия, задирать голову вверх и смотреть в прозрачное, манящее небо цвета индиго. Цвета его пламени. А рядом журчал горный ручей, прыгая по гладким камушкам, шелестели листьями небольшие деревья, покрытые утренней свежестью и росой, и будущий убийца даже не подозревал, что испытает острое чувство дежа вю именно сейчас. Именно здесь.
   Совпадение ли?
Пострадавшая рука ныла, мешая мыслям собраться в опрятную кучку. В голове шугалась от одного уха к другому навязчивая идея о том, что пули Босса волне могли проделать в иллюзионисте одно лишнее отверстие, наличие которого несовместимо с жизнью. А жизнь Лягушонок любил и терять её из-за такой глупости…Нет уж, увольте. Лучше на холодном камушке посидеть и смотреть на то, как Дакота что-то ищет в сумке. Напоминает своего рода медитацию, только вот на статую Будды женщина не похожа. Скорее на чем-то опечаленного человека, это по глазам заметно. Туман неплохо разбирался в психологии и людях соответственно, однако комментировать состояние напарницы отчего-то не хотелось совершенно. Ну и чёрт с ним.
   - Вот, - протянул лапку Лягушонок, потом подумал и мотнул головой, скидывая набившую оскомину шляпу. Семпая всё равно рядом нет, не перед кем строить из себя пай-мальчика. – Понятное дело, что вынюхивал. Жаль только, не удалось узнать, что. Не нравится мне вся эта ерунда с перемещением во времени. Попахивает откровенным…Кхм, в общем, ничем хорошим, - решив, что выражаться нецензурно при даме – дурной тон, Фран негромко пробурчал по-французски: - Je déteste quand je me retrouve seul ... dans l'embarras. Et juste pour être seul, trop triste.*
   Богомол жаждала ласки, тыкалась мордочкой в хозяйку, иллюзионист же смотрел на них и фыркал. Вдруг захотелось подурачиться, немного побыть ребёнком, не всегда же носить маску меланхолика? Подросток свободной рукой порылся в кармане форменного плаща, снимать который он и не подумал даже, выудил невзрачную на вид коробочку. Животное в ней сердито ворочалось, требуя внимания к своей особе. Лягушонок не стал тянуть горностая за хвост, дав-таки свободу…Как раз горностаю. Туманному и жутко вредному.
   Зверушка с любопытством покосилась на руку Белинды, понюхала её, определила уровень съедобности, а затем уверенно вскарабкалась по руке к плечу, взирая оттуда на хозяина, как феодал на смерда. Точно от Минка научился, гадёныш.
   - Ты ему понравилась, - пояснил действия своего горностая Фран. – На Бельфегора он шипит и пытается загнать под диван. Пока не получается…
   Дакота же вдруг вернулась к той теме с горами и озёрами, чего мальчик, право слово, не ожидал. Выслушав всё, он нахмурил брови, анализируя, но мысль упорно не шла и он обезоруживающе улыбнулся:
    - Раз мы совмещаем в себе и то, и другое, то при должном старании можем пережить всё. Нужно лишь объединить усилия, хотя как это сделать – уму непостижимо. Лично я бы с Занзасом не объединился, - подросток скривился, вспомнив яростный крик босса ему в спину, когда Хранители улетали прочь от церкви. – Проще, наверное, пойти по пути Луссурии: сотворить из нас безумную семейку. Мам будет три, два ребёнка, один дядя… - фантазия разгулялась не на шутку, подкидывая картинки абсурднее других. – Но это я так, к слову…Хермин, не трогай богомола, он невкусный! – окликнул зверька Фран, заметив, как тот подбирается к насекомому. – Он тебя съест и не подавится. – Однако горностай фыркнул, мотнул головой и…исчез, скрывшись иллюзией. Зараза!
   - Вряд ли нашу жизнь можно назвать нормальной. Никто из мафиози не помнит или не хочет помнить свою настоящую семью. Так есть ли смысл заменять её суррогатом? Ладно, это не дело. Какие планы на будущее? Что теперь делать дальше? – туманник мог бы и сам ответить на эти вопросы, но формально главная – Дакота, потому наилучший выход обсудить всё совместно. Поступить так, как хочется, Лягушонок успеет всегда.

Заколотые волосы смотрелись красиво, Фран бы с удовольствием сделал ей комплимент, но вот беда – не умел он их говорить так, чтобы не свести всё к язвительным шуткам. Так что юноша промолчал, ожидая, пока напарница приведёт себя в порядок и займётся его рукой. Лечить себя Лягушонок не рискнул: слишком свеж в памяти печальный опыт предыдущего задания, где его способности врачевателя оказались ближе по духу патологоанатомам, нежели спасителям душ и тел. Эх, а он всего лишь хотел напоить Принца настоем из волчьей ягоды. Жаль, что блондин заподозрил неладное и всунул варево хорьку – животное выжило, лишь покраснело больше обычного, а Бельфегор наотрез отказался брать что-то из рук иллюзиониста. Ну и не надо, в старости воду таскать не придётся…
   - Я не уверен, но Бельфегор, возможно, отправится прямо к особняку, ну, тому самому, где мы появились, - заметил Туман, вслушиваясь в смех Дакоты. Почему он ему так знаком? – Просто по дороге мы наткнулись на некое поместье и там были девочки, - вспомнив этих особей, Фран нахмурился. – явно Хранительницы. Такой семьи я не знаю, может, они знакомы с тем рыжим? – при упоминании злого Занзаса иллюзионист фыркнул, ему знакома эта ситуация. Босс вечно бесился во время общих сборов, ведь Лягушонок игнорировал приказы, и почти никогда не попадался под горячий стакан. Уворачивался и уходил в свою комнату, а бегать за вредным дитём мужику не к лицу. Вот поэтому отношения Занзаса и нового иллюзиониста были весьма…неоднозначными.  -  Помогает, но оно сильно ранит. Одиночество заставляет болеть сердце, - покачал головой зеленоглазый. Жить одному – как это знакомо. – А у тебя разве нет семьи, настоящей? Или ты сирота? – мафиози не любят такие разговоры, однако у Белинды, это чувствовалось, можно было спросить. Промолчит, если вдруг что, но бить не будет.
   - Сводной… Это тоже неплохо, - улыбнулся в ответ на улыбку женщины Фран. Она выглядела гораздо счастливее, чем при первом их знакомстве. Прогресс в какой-то степени.
   Горностай игрался с увлечением и азартом, вернувшись к хозяину только получив ласку от женщины. Невидимый, он тоже лёг на колени паренька, свернулся клубочком и, сверкая глазами, лежал так абсолютно без движения. Погладив Хермина по загривку, иллюзионист  пробормотал слова благодарности и с интересом посмотрел на залеченную руку так, будто впервые её видит.
   - Это и ежу понятно, - довольно улыбнулся парень, осознав, что рука уже не болит и ему диво как хорошо. – Но против воли Колец не пойдёшь, так что придётся Боссу возвышаться над бедными нами и гонять Скуало в парикмахерскую.
   Повисло молчание, во время которого Лягушонок смотрел то на Дакоту, то на её богомола, раздумывая, а почему, собственно, напарница замолчала и будто бы ушла в себя. Воспоминания, связанные с родным домом и родителями, оказались слишком смутными, чтобы помнить лица. Но вот такое маленькое нечто точно играло в детстве с ребёнком-иллюзионистом. Или же то была собака? «Я не помню…»
   - Ты когда-нибудь была во Франции? В горной деревушке? – всё же решился спросить Фран у Белинды. Это ведь просто совпадение…А есть нет?

Прошлое…Оно настолько далеко, что иногда забываешься: а было ли что-то с тобой вчера, неделю, год назад? Не искусный то морок, сотворённый собственным уставшим от одиночества разумом? И если нет, почему Фран, привыкший обходиться без всякой помощи и поддержки, без семьи, настойчиво насилует память, чтобы вспомнить…Хотя бы лицо. Но всё тщетно: уютный домик у подножия горы, цветник, бабушка, собака-не-собака рядом, а лица женщины словно бы и нет. Лягушонок ныряет в глубины подсознания, ищет лазейки: вот вырисовывается высокий грубо сколоченный стол, до которого маленький мальчик пока не в силах достать, два человека за ним, один из них – учитель и милая старушка в одном лице, второй – женщина, определённо женщина. Черты размыты, голос не слышен. Только белая перина волос парит вокруг овала лица, да что-то чёрное, будто змея обвилась вокруг шеи. Фран хмурится, запоминая эту делать. Однако всё ещё мало, чтобы утверждать наверняка.
    - Самое неприятное, что мы-то ни сном, ни духом, - согласился иллюзионист, наблюдая за богомолом, потешно ползущим к воде. Хермис на коленях парня заворочался, но был остановлен несильным щелчком по любопытному носу. Не стоит пугать насекомое, оно не виновато в желании горностая играть. Пусть лучше хорька Бельфегора дождётся, и то развлечение лучше. Да и разнимать двух животных туманнику не улыбалось, как и извиняться перед Дакотой. – Нужно будет потом нанести визит вежливости их Боссу – Примо вроде бы. А то бродить без дела можно вечно.
   Лягушонок прикрыл глаза, слушая Белинду. Его поразило количество затаённой боли в словах напарницы, словно она сама пережила всё, о чём говорила. Хотя кто знает, вдруг это правда? Такие люди редко говорят не то, что думают.
    - Ты очень сильная, Белинда, - мальчик редко обращался к напарнице по имени или фамилии, чаще ограничиваясь нейтральным «ты». Но сейчас хотелось показать то впечатление, оказанное на иллюзиониста рассуждениями Облака. Иначе Фран просто не умел. – Раз вытерпела жуткую боль и не сдалась. Не мне судить, однако твой отец просчитался. Из тебя вышел бы отличный Босс. – Он не врал и не лукавил: зеленоволосый боялся одиночества, скрывался от него, уходя и прячась в придуманном мире. Пока что это помогало, плюс Вария не позволяла окончательно сойти с ума, но когда туманник  оставался где-то в одиночестве, в голову начинали лезть мысли одна другой поганей. И ничего поделать с таким положением дел Фран не мог. – У меня же…Есть бабушка, - нежно улыбнулся, вспомнив наставницу, мальчик. – Она обучила мастерству иллюзий, только потом Мукуро взялся за «отшлифовку», как он сам выразился. Родителей я не помню…Наверное, они есть, если не умерли. Бабушка говорила, что меня ей подкинули и она не моя родственница. Скорее всего, так и есть, не вижу причин ей не верить.
   Из грустных мыслей вывело Франа упоминание бедствий Скуало. Иллюзионист усмехнулся:
   - Капитану не понравилось бы, узнай он, что мы считаем его бедным. Хотя по-другому и не скажешь, ведь он каждый день сдерживает гнев Босса. Никто из нас на такое не решился бы. До сих пор удивляюсь, как так вышло, что ты сумела провести с Занзасом столько времени и не получить пулю? – с интересом спросил Лягушонок, а заметив неприкрытое желание богомола получить ласку, осторожно коснулся рукой жёстких крылышек. От этого пальцы вдруг знакомо кольнуло, будто бы уже когда-то он делал так. Гладил богомола? Чушь какая! Ведь тогда…
   Дакота заметно напряглась. «Думает, что я  читаю мысли? Могу, но смысл? В своих бы разобраться!» Лягушонок медленно убрал руку от крыльев Ки, немного нервно прикусил губу. Сомнительно, что его догадки выдержат критику реальной жизнью. Прошло столько лет, а люди все разные. Мало ли похожих деревень и гор, где жили свекрови и бабушки? Зачем себя обнадёживать? Совпадение! Глупое совпадение...
     - Как я уже говорил, - негромко, но чётко выговаривая каждое слово и следя за реакцией напарницы, произнёс Фран. – Я жил во Франции в горной деревушке. С бабушкой. Поэтому и спросил…А у твоей свекрови был…Цветник? – одно из немногих ярких и правдивых воспоминаний иллюзиониста было связано именно с цветами. Каждый вечер парень с бабушкой поливал и стриг разные тюльпаны и орхидеи. Не запомнить сложно, согласитесь.

- Посмотрим, кто ещё хвастаться будет, - фыркнул мальчик, ведь, по его мнению, семпай находился сейчас не так уж близко к особняку Вонголы. Хотя кто знает, Принц мог и добраться куда нужно и тогда действительно насмешек не избежать. Временами характер у Бельфегор хуже, чем у капризного ребёнка. Намного хуже.
  - Не всё решают амбиции, - Фран прищурился: солнце вдруг почти ослепило. – Босс наш тоже хотел всего и сразу, вот у кого амбиций достаточно. Но всё равно проиграл же. Впрочем, тебе решать. И я, правда, рад, что стезя главы мафии тебя не прельстила. Хорошее Облако Варии нужнее, чем очередной тиран-лидер.
  Родители – опора? Иллюзионист в этом сильно сомневался. Не в обиду его неизвестной матери и уж тем более крайне гипотетически существующему отцу, но Лягушонок привык полагаться только на себя, та же бабушка могла иногда не совладать с тихим ребёнком, у которого в душе водились самые настоящие демоны. Учёба, работа, отдых – вот всё, что знал Фран до встречи с Мукуро, а потом принятием в Варию. Так есть ли смысл благодарить или даже вспоминать родителей, которые ему и не родные вовсе?..
   Маму только жалко. Память подводила мальчика, но он почему-то помнил доброту той женщины и подсознательно хотел бы вновь испытать нечто подобное. А Дакота казалась доброй. И опять-таки совпадения наводили на странные мысли. Бывает ли так в жизни?
   От раздумий отвлекала тяжесть богомола. Он устроился на диво удобно – одна часть тела на коленях хозяйки, другая на колене иллюзиониста. Шевелит усиками, смотрит, смертоносные передние лапы мирно прижаты к груди. Захочешь, не вообразишь, на что способна Ки при желании. Хермин затаился неподалёку, наблюдает – Фран теперь прекрасно видел его и не знал, нападёт горностай или нет. От него можно ожидать всего, хищник же.
  Потихоньку подползая к богомолу, туманный прохвост замер почти вплотную, дёрнул ухом и… Легонько куснув за лапку Ки, отскочил в сторону. Поиграть захотелось, что ли?!
   Уже мелькнули перед глазами иллюзиониста картинки кровавой расправы со стороны богомола над горностаем, но тут пришлось отвлечься от животных: Белинда говорила, искренне, с горечью, отдающей полынью в голосе и это поневоле подкупало.
  И пугало одновременно. Потому что было до дрожи похоже на ту жизнь, что вёл туманник раньше.
   - Лабиринт из цветов, - эхом повторил Лягушонок, чувствуя необычайную тревогу, словно перед прыжком в пропасть, когда позади бушует Адское пламя, и выхода нет. Куда шагнуть, в бездну со скалами-клыками или сгореть заживо? И есть ли разница вообще? – Сын… А почему ты не вернулась к нему? Вдруг он…ждал всё это время?
  Женщина половину лица ладонью, явно коря себя за ошибки прошлого, а Фран сидел ни жив, ни мёртв. Его будто огрели по голове чем-то тяжёлым, булыжником, не меньше. Узнавания не произошло, не было радостных криков воссоединения или счастливых слёз. Иллюзионист молча поднялся, отметив, что богомол с колен пропал – видно, согласился играть с Хермином в догонялки. И, оказавшись рядом с…напарницей ли? – осторожно погладил ей по светлым волосам. Именно они пушистым облаком витали вокруг овала лица той, кого он мог назвать матерью. Поверить в невозможное очень сложно. Почти не получается.
    - А что бы ты сделала, найди сына? – вместо гор и ручья мальчик создал морок с привычным пейзажем: дом, цветник, старушка в кресле-качалке и ребёнок с лазурными волосами, играющий с собакой-не-собакой. Богомолом. – Посмотри, - руку Дакоты вариец осторожно отвёл от лица, указал на иллюзию. – Видишь пустое место, там, где будто дымка висит? Оно принадлежит моей маме. Хочешь снова … - сил договорить не хватило. Слёз не было, не было улыбки. Лягушонок замолк, потому что в горле встал комок. Теперь всё зависело от Белинды – либо произойдёт невозможное воссоединение, либо они отправятся в особняк Вонголы, словно ничего не произошло.
  Хотя будет больно. Осколки разбившей надежды оставляют кровоточащие раны.

Белинда подняла на мальчика взгляд. Слушала внимательно, словно от этого зависела её жизнь. А говорила тихо, почти неслышно, с рвущей душу тоской. Хотелось плакать, но не получалось. Фран никогда не плакал, даже когда был маленьким.
   - Его забрали, - ребёнку не подобает сопротивляться, и Лягушонок ушёл, ведь спорить с Мукуро – себе дороже. А потом, после изнуряющих тренировок, причём не только в  мастерстве иллюзий, но и острословия, после нескольких лет ночных кошмаров и страхов, случилась она. Вария. Почти что война, только хуже. И ученик Рокудо снова не стал сопротивляться, хотя не горел желанием присоединяться к отряду независимых убийц. Его мнения, как водится, никто не спрашивал. Поэтому, когда в их «семье» появилась Дакота, Фран не придал этому значения. Но была миссия, та, что до сих пор кажется туманнику самой странной, интересной и проблемной из всех, и поневоле варийцы наладили контакт, можно сказать, подружились. И хоть память тогда молчала, как партизан, пойманный в кустах черники весь в малиновых ветках, однако сомнения закрались в душу. Сейчас же понадобился небольшой толчок для их раскрытия, будто цветам. Больше всего паренёк боялся поверить в чудо, впустить в сердце надежду. Ведь если всё это шутка подсознания, то кто знает, не разревётся ли невозмутимый иллюзионист, подкалывающий всех и вся, как ребёнок, брошенный мамой в большом супермаркете?
   Правда брошенный. Только вместо магазина – огромный мир, в котором нет места жалости. – Но будь его воля, остался бы, ожидая возвращения домой. Хоть кого-нибудь.
   Женщина опустила на камень, тяжело и бессильно. Вновь посмотрела Франу в глаза, заговорила, и иллюзионист с трудом сдержал себя, не позволив губам дрожать в преддверии безудержного плача. Только глаза заслезились немного. От ветра.
   «Не знал о мире мафии? Жаль, что твоё желание не сбылось. Я узнал… Жалею ли я? Нет, наверное. Судьба порядочная стерва, раз свела наши пути после…всего. Чёрт! Не плакать, я же не умею…»
   Так горько. В груди всё перемешалось: боль, надежда, отчаяние, желание понять, прав ты или нет. И лишь одно слово, произнесённое практически одними губами, шёпотом, подхваченным порывом ветра и унесённым в сторону, но всё равно услышанным. Белинда упала на колени перед ним. Сознание потонуло в туманной дымке, эмоции, что бесились в тесной оболочке тела, могли разорвать её на куски, и в какой-то момент, вздрогнув и рухнув в моральном изнеможении рядом с женщиной, Франческо сказал:
    - Мама…
И, утонув в тёплых объятиях, пахнущих бабушкиными цветами, беззвучно заплакал. Слёзы текли по щекам, обильно орошая плечо вновь обретённой матери, попадали в рот, и были такими солёными, что морская вода по сравнению с ними – так, родниковая. В них слишком много боли.
  Мальчик обнял Белинду, сцепил пальцы за её спиной, чтобы не отпустить на этот раз, не потерять, задыхаясь от плача и не понимая, как ему остановиться. Накопленные переживания, которых, наверняка так думали все в Варии, у Франа быть не может в принципе, вырвались наружу, будто плотину прорвало в сезон дождей. Совсем не стыдно, нет. Легко. И не нужно больше слов.
   Мать и сын нашли друг друга.